Узкие улицы, плохое освещение и отсутствие канализации создавали идеальные условия для преступлений. Даже на Невском проспекте, парадной артерии столицы, карманники срезали кошельки с помощью заточенных пятаков.

Для борьбы с преступностью в 1718 году Пётр I учредил полицейскую канцелярию во главе с Антоном Девиером, первым генерал-полицмейстером Санкт-Петербурга. Полиция, созданная по немецкому образцу, должна была следить не только за порядком, но и за благоустройством города.

Однако из-за нехватки опыта и низкого жалования полицейские не справлялись с наплывом преступников. В ответ на это Пётр I организовал первую перепись населения и ввёл паспортизацию, надеясь таким образом выявить маргинальные элементы общества. Также были установлены шлагбаумы, перекрывавшие улицы в 11 вечера, чтобы ограничить передвижение преступников.

А еще Девиер столкнулся с уникальным петербургским феноменом — «общаками». Эти преступные группы, объединявшие до 50 человек, делили город на зоны влияния. Например, Васильевский остров контролировала банда бывшего каторжника Степана Рыжего, чьи люди маскировались под лоцманов, грабя купеческие суда. Более легендарным и известным карманником того времени был Ванька Каин, чьи изображения даже сохранились.

Жестокость наказаний (за первое воровство — клеймение раскалённым железом, за второе — каторга) не останавливала преступников. В 1721 году произошёл скандал: вор-рецидивист, приговорённый к повешению, сбежал из-под стражи, переодевшись в мундир офицера. Этот случай заставил Петра I ввести униформу для арестантов — серые кафтаны с красным воротником.

После смерти Петра I и во время правления Екатерины I ситуация ухудшилась. Военные, имея при себе оружие, учиняли безобразия и разбой среди гражданского населения. Они воровали среди дня, врывались в дома богатых купцов и убивали целые семьи. Излюбленными жертвами разбойников становились проезжающие мимо Петербурга иностранцы.

Как наглядный пример: гвардейцы Преображенского полка, расквартированные у Летнего сада, промышляли «чёрными похоронами»: под видом похоронной процессии вносили гробы в дома купцов, где прятали награбленное.

Во второй половине XVIII века в Петербурге начало процветать карточное шулерство, что привело к изданию указа и облавах на игорные дома. Тем не менее, русская карточная шулерская школа приобрела дурную славу во всей Европе.

Императрица Екатерина II начала своё правление с полицейских реформ. В 1782 году она утвердила «Устав благочиния», который определял функции городской полиции, включая надзор за общественным порядком, гигиеной, нравственностью и предотвращением пожаров. Были введены меры по ограничению доступа представителей низших сословий в трактиры и герберги, а домовладельцы обязаны были осуществлять ночные патрули.

Воры-домушники, такие как Арина «Слепая» (бывшая крепостная), внедрялись в дворянские дома под видом прачек, запоминая расположение потайных комнат с сокровищами. Шулеры вроде графа Сен-Жермена (не путать с мистиком!) организовывали в трактирах «золотые партии» — карточные игры с поддельными колодами, где метки наносились рыбьей костью.

Несмотря на усилия властей, уровень преступности оставался высоким. Воры внедрялись в группы рабочих, подновлявших помещения знатных домов, чтобы воровать оттуда ценные предметы. Народные бунты были редким явлением, так как безработных холопов стремились изгнать из города или сослать на каторгу.

Петербургские обыватели выработали свои методы защиты. Купцы нанимали «ночных сидельцев» — сторожей с трещотками, чей звук отпугивал воров. В моду вошли пояса с секретными карманами для денег и «сюрприз-табакерки» — при вскрытии чужими руками они выстреливали жгучим перцем. На Аптекарском острове возникла «теневая биржа» краденого, где можно было купить всё — от серебряных ложек до украденных из Кунсткамеры экзотических птиц.

В начале XIX века, после Отечественной войны 1812 года, уровень преступности снизился. Однако бывшие партизанские крестьянские отряды пополняли ряды разбойников, нацеливаясь на зажиточных горожан. Тем не менее, данный период выделялся относительной спокойностью. Однако Петербург так и не избавился от своей двойственности: за фасадом имперского величия скрывались тёмные переулки, где по-прежнему правили свои законы.